Иногда авторы и участники «Прогулок по старому Иркутску» сталкиваются с проблемой: география современного города далека от хронологического порядка и не во всём совпадает с его историей. Рассказ о купце Иване Хаминове, который два срока был городским головой, начинается у стен Михаило-Архангельского Харлампиевского храма, что на перекрёстке улиц 5-й Армии и Горького. Или, как называли их во времена Ивана Степановича, Троицкой и Харлампиевской. Сам он долгое время был старостой храма. Здесь же и был похоронен после скоропостижной кончины 8 апреля 1884 года. Утром того дня Хаминов успел побывать на праздничной службе по случаю Пасхи и нанести визиты генерал-губернатору Восточной Сибири, иркутскому гражданскому губернатору и архиерею. Через несколько часов после того, как Иван Степанович вернулся домой, лакей обнаружил его мёртвым.

«Прихожане Харлампиевской церкви, благодарные ему за щедрые пожертвования, ходатайствуют о погребении его в ограде данного храма, – в тот же день телеграфировал в Санкт-Петербург генерал-губернатор Дмитрий Анучин. – С моей и духовной стороны препятствий не встречаю». Последний покой потомственный почётный гражданин Иркутска Иван Хаминов обрёл 10 апреля под спудом паперти храма с западной его стороны. Три года спустя его вдова Евдокия Ивановна поставила над могилой мраморный памятник. Ещё через тридцать лет, в июне 1917 года (позади Февральская революция и апрельский кризис Временного правительства, впереди – назревавшие в Петрограде июльские беспорядки и Октябрьская революция), здесь по настоянию городской Думы прошло праздничное богослужение. Затем парламентарии собрались на торжественное заседание, посвящённое столетию со дня рождения Хаминова. «Мне сложно припомнить, кому ещё из иркутских предпринимателей городская Дума, да ещё в столь тяжёлый период, подобную честь отдавала, – признаётся доцент кафедры социологии и психологии ИРНИТУ, научный сотрудник Музея истории города Наталья Гаврилова. – Мы приняли эстафетную палочку от иркутян столетней давности и сегодня на этом месте мы говорим уже о двухсотлетнем юбилее Ивана Степановича Хаминова».

«Когда-то был таким же приказчиком»

 Наш путь – километр с четвертью – существенно короче тех нескольких тысяч вёрст до Сибири, которые когда-то преодолел Хаминов, родившийся в Сольвычегодске в 1817 году. «Казалось, с чего бы это? – задаёт Наталья Игоревна риторический вопрос. – Да всё дело в том, что, несмотря на столь огромное расстояние между Сольвычегодском и Иркутском, связи-то между этими городами были очень тесны. Население Иркутска формировалось за счёт выходцев с русского севера, оттуда к нам шли первые иркутяне. Достаточно сказать, что купец Дударовский, один из местных воротил начала XIX века, был уроженцем Сольвычегодска. А Ивана Хаминова и его брата Василия родители отправили с обозом к своему дальнему родственнику купцу Прокопию Верхотину».

Причин тому могло быть несколько. Наиболее правдоподобным выглядит предположение о том, что род Хаминовых, ставший купеческим благодаря деду Ивана Степановича, видел огромные финансовые перспективы в Восточной Сибири. «Сольвычегодск в то время – маленький город, всего 400 домов, но имел огромную силу: основанный в конце XV века как центр соляного промысла знаменитых Строгановых, он был их вотчиной, – объясняет ведущая «Прогулок по старому Иркутску». – Множество красивых церквей было построено в XVII-XVIII веках Строгановыми. Пожалуй, с детских лет Иван Степанович и усвоил традицию жертвовать на благолепие храмов. А огромная солепромышленная империя Строгановых, наверное, зародила в нём идею о своём уделе. Его он и создаст, только на восточных рубежах Российской империи».

Дорога к успеху не была простой, но Хаминову с его деловой хваткой давалась легко. Начав работать на Верхотина мальчиком на побегушках, он довольно быстро становится у того приказчиком. После кончины родственника стал попечительствовать над его малолетними детьми, в чём, по словам лектора, заключалась одна из первых статей накопления будущего капитала. «На дворе стоит начало сороковых годов XIX столетия, – продолжает Гаврилова. – Молодой Иван Степанович, полный сил и энергии, начинает свою деятельность в Кяхте». В 1845 году следует женитьба на Евдокии Пахолковой, дочери купца Ивана Пахолкова. В браке том, далеко не самом счастливом (у супругов не было детей, а Иван Степанович, по свидетельствам современников, под хмельком самодурствовал), скорее превалировал трезвый деловой расчёт: в пользу невесты говорило большое приданое и крепкие связи её семьи с другими купеческими кланами Сибири. Не в последнюю очередь благодаря им дела Хаминова пошли в гору. В 1845 году он стал купцом третьей гильдии, через три года перешёл во вторую. Последняя вершина на пути в торговое сословие покорилась в 1850 году: Иван Степанович превратился в купца первой гильдии.

 Немало тому способствовали его предпринимательские качества. «Торговые дела Иван Степанович вёл весьма своеобразно, – отмечает ведущая «Прогулок…». – Уже будучи весьма состоятельным человеком, он отмечал тех своих приказчиков, которые сумели на ярмарке приобрести капитал не только для него, но и для себя. Спрашивал: «Ну что, голубчик, а для себя сколько умел нажить?». И если тот краснел и говорил, что ничего, то отправлял его восвояси. А примечал тех, кто, оттопырив нижнюю губу, отвечал: «Ну, тысячи две или три нажил». Потому что сам когда-то был таким же приказчиком».

Совладелец пароходов

Торговля, в том числе на Нижегородской ярмарке, была лишь частью бизнеса Хаминова. Часть своего состояния он заработал, занимаясь ростовщичеством. Огромные деньги предпринимателю принесли казённые подряды и перевозки грузов. Для последних поначалу использовался гужевой транспорт, но в середине века Иван Степанович обратил внимание на пароходство. Начало было положено в 1854 году с созданием фирмы «Опыт», в которой его компаньонами стали купцы Марьин, Кондинский и Тецков. Поначалу суда Хаминова и его товарищей по предпринимательству ходили по Оби, потом, с расширением бизнеса и созданием новых предприятий, – по Ангаре, Байкалу, Лене, Селенге. Диверсификация, как сказали бы сейчас, этим не ограничилась: в шестидесятых Иван Степанович был пайщиком предприятия «Родионов, Хаминов и К», владевшего чайными плантациями в Китае и поставлявшего их продукцию в Россию. Примерно в то же время он заключил ряд сделок в Гамбурге, так что кто-то из горожан стал иронично называть его на иностранный манер – Джон Хаминофф.

 Разговор о том, что иркутяне давали местным купцам меткие прозвища, происходит на территории, где когда-то находилась усадьба Ивана Степановича. Она занимала значительную часть квартала, сегодня ограниченного бульваром Гагарина и улицами 5-й Армии, Свердлова и Российской. На плане 1880 года можно насчитать с полтора десятка строений, расположившихся, словно ход шахматного коня, буквой «Г» на участке Баснинской улицы от набережной Ангары до Троицкой. В описи 1890 года сказано, что на этой территории находились три дома, надворные постройки и вспомогательные строения, общая стоимость которых была оценена в 63 тысячи рублей.

Сейчас от былого великолепия осталось не так много – часть зданий снесли, некоторые перестроили в советские времена. Но влияние Хаминова всё равно ощущается. Пусть сам купец не оставил завещания, его вдова постановила, чтобы после её смерти усадьба была передана в распоряжение городских властей для нужд какого-либо воспитательного заведения. Таковое – училище для слепых – здесь и появилось в 1894 году. Тогда в него поступили только три человека. Заведовала их обучением иркутянка Анна Попова, до того прошедшая в Санкт-Петербурге специальные образовательные курсы. В продолжение той же идеи купец Пётр Кравец в 1910 году открыл в доме на Троицкой (сегодня это дом на 5-й Армии, 26) убежище для слепых. А в настоящее время эти здания занимают корпуса предприятия «Бытовик» Всероссийского общества слепых. «Мы выдерживали любой натиск, – рассказывает его руководитель и председатель Иркутского регионального отделения организации Галина Катрук. – У нас пытались изъять территории, но, к счастью, мы сохранили частичку усадьбы Хаминова. Все сооружения, которые были пристроены, уже покосились, но основные здания, которые стоят более 150 лет, остались».

Память горожан, не являющихся профессиональными историками, не столь долговечна. Вряд ли сегодня рядовой иркутянин вспомнит, что кто-то из его предков полтора века назад называл купца и городского голову Хамом. И, что вызывает большее сожаление, не произнесёт присказку тех времён: «Я ведь не Хаминов, чтобы всё время жертвовать». К слову, иркутяне, произнося эту фамилию, ставили ударение на второй слог, однако на русском севере, откуда был родом её носитель, выделяют первый. Так лингвистика лишний раз отражает всю противоречивость натуры Ивана Степановича. Тот самый образ, на описание которого, уверял когда-то член совета Главного управления Восточной Сибири от Министерства финансов Борис Милютин, не хватило бы таланта. «И сомневаюсь я, что найдётся такое перо, которое без помощи кисти смогло бы во всём своём многообразии подчеркнуть личность этого человека», – подчёркивал Борис Алексеевич.

 Вот ещё один штрих к портрету: комнаты в усадьбе Хаминова, которую он сам называл «избушкой», делились на демократические и аристократические. В первые допускали простых (насколько позволял статус купца первой гильдии в чине тайного советника) посетителей. Во вторые – только людей в ранге статского советника и выше. «В бархатную гостиную проходили они, – говорит Гаврилова. – И уж там-то балы и застолья устраивались поистине лукулловские. Многие общественные дела там творились и предпринимательские сделки заключались. А на столе каких только яств мы бы не увидели, да и посуда поражала глаз». Рассказывали, что у Ивана Степановича был загадочный кувшин: когда из него наливали водку, раздавался мелодичный звук. После кончины владельца вещица, чей секрет заключался в музыкальном механизме на донышке, была продана за 500 рублей.

«Научите, на что ещё пожертвовать?»

Таким же не простым был и сам Хаминов. С одной стороны, его отличала деловая хватка на грани беспощадности. С другой – огромные расходы на благотворительность. На неё он направил более миллиона рублей. Притом, что все его состояние к концу жизни составляло пять миллионов. «Я как-то приехал поздравить Хаминова с получением награды, – вспоминал Милютин. – Хаминов в восторге спрашивает меня: "Научите, на что ещё пожертвовать?". И говорит он это искренне». Отчасти это можно объяснить патриархальной традицией: большие средства Иван Степанович пожертвовал на строительство церквей. В их числе были Харлампиевский храм, часовни Христа Спасителя и Святителя Иннокентия, Усть-Киренский Свято-Троицкий монастырь и Свято-Никольская церковь в Благовещенске. Но дело не только в привычной для XIX века набожности: Хаминов, как и многие другие иркутские купцы, немало денег вложил в народное образование.

«Я вас привела посмотреть на столько раз виденный [Иркутский] авиационный техникум», – продолжает Наталья Игоревна повествование, когда «прогульщики», за несколько сотен метров перехода растянувшиеся в колонну, собираются в сквере имени Хаим-Бера Ходоса на остановке «Художественный музей». Узнаваемое здание через дорогу, на которое она указывает, когда-то было двухэтажным – третий надстроили в двадцатые годы, после того, как улица Амурская была переименована в Ленина. Возвели его после пожара 1879 года взамен деревянного дома, в котором с 1805 года располагалась Иркутская губернская мужская гимназия. Позднее, уже в начале XX века, учебное заведение переехало туда, где ныне находится Иркутский областной художественный музей имени В. П. Сукачёва. А в шестидесятые годы XIX века Хаминов был попечителем пятого класса гимназии, ежегодно перечисляя на его нужды по две тысячи рублей. Он же в 1864 году приобрёл здание, ныне известное как дом Волконских, для того, чтобы позднее открыть в нём сиропитательно-ремесленную школу имени Константина Петровича Трапезникова.

Не меньшие, а гораздо большие суммы Иван Степанович расходовал на образование девиц. «По статистическим данным 1863 года, грамотность среди женского населения Иркутска составляла 23,2%, – отмечает Гаврилова. – То есть только каждая пятая женщина в Иркутске была грамотной. Шестидесятые годы XIX века – то время, когда имперская власть поворачивается лицом к образованию. В 1860 году был издан циркуляр о том, что в губернских городах должны быть созданы женские училища открытого типа, куда девочки приходят как в современную школу и, отучившись, уходят домой. Такое училище было открыто в Иркутске в 1860 году, хотя его появление встретили неоднозначно: были и те, кто говорил, что женщине образование не нужно, что её удел – дети и кухня».

Купец Хаминов к их числу явно не относился. Он был одним из тех, кто в 1860 году приложил руку к созданию женского училища в Иркутске. Два года спустя, будучи городским головой, он отдал для его нужд деревянное здание на углу Большой и Амурской. А в 1879 году, когда то сгорело, передал каменный дом на перекрёстке Дворянской и Ланинской (современных Рабочей и Декабрьских Событий), который, по некоторым данным, собирался использовать как жилой. Неудивительно, что училище, к тому моменту работавшее в статусе прогимназии, с 1880 года стало Первой женской гимназией имени Хаминова.

Между тем, ещё в 1862 году Иван Степанович отдал деревянное здание и значительные деньги Александринскому приюту для девочек, существовавшему уже 11 лет. Дом, к сожалению, не пережил пожар, уничтоживший значительную часть Иркутска. Но в 1883 году, когда восстанавливалась Большая улица, Иван Степанович за 160 тысяч рублей приобрёл у купцов Мыльникова и Зазубрина каменное здание, в котором разместился Мариинский женский приют. Одной его покупкой бывший городской голова не ограничился, пожертвовав на нужды заведения 50 тысяч рублей. «Надо сказать, что и Александрийский, и Мариинский приюты были одними из лучших в Восточной Сибири, а, может, и в Сибири в целом, – подчёркивает ведущая «Прогулок…». – По крайней мере, на Всемирной выставке 1900 года в Париже оба эти заведения получили медали за действовавшую в них систему образования и воспитания».

История одного дома: от прогимназии до института

 Финальной точкой нашей прогулки с погружением в историю Иркутска становится перекрёсток улиц Желябова и Сухэ-Батора, в конце XIX века именовавшихся Большой Трапезниковской и Тихвинской. Находящееся здесь здание, где ныне располагается Педагогический институт Иркутского государственного университета, в 1879 году Хаминов отдал под женскую прогимназию. Много позже, в 1903 году последняя станет Второй женской гимназией, названной в его честь.

– [Учёба здесь] не обходилась без анекдотов, – рассказывает Гаврилова. – В начале XX века швейцаром в этом здании работал некий Тарасевич, которого девчонки очень любили: он всегда пропускал тех, кто опаздывал на занятия, и никогда не докладывал об этом классным дамам. Более того, когда на экзамене гимназисткам попалась уж очень сложная математическая задача, её переправили швейцару. Тот быстренько сбегал в юнкерское училище, господа юнкера сё решили, а во время завтрака (таковой полагался в ходе экзамена) гимназистки получили пирожки, внутри которых, по всем правилам конспирации, находились листки с ответом.

Правдивость байки по прошествии стольких лет не проверишь, но факт остаётся фактом: традиции образования в Иркутске, заложенные местными купцами в XIX веке, сильны до сих пор. Во времена, когда потомки Хаминовых – в том числе Василия, уехавшего в Сольвычегодск, – живут далеко от города. В Томске, например, где работает кандидат исторических наук Дмитрий Хаминов. «А завершить нашу экскурсию хотелось бы словами Ивана Степановича, говорившего о своих капиталах: «В Сибири я их нажил и не вынесу их отсюда», – заключает, в свою очередь, доцент кафедры социологии и психологии Иркутского национального исследовательского технического университета. – Очень хорошая фраза для сегодняшних предпринимателей, крупных и мелких».